Антон Герасимович Кунгурцев (1901 – 1930) – тюменский поэт, чье творчество пришлось на 1920-е гг. Был одним из руководителей Тюменской ассоциации пролетарских писателей, печатался в тюменских и свердловских газетах. В 1930 г. был расстрелян по ложному обвинению в причастности к деятельности контрреволюционной организации, в 1957 г. реабилитирован.

Сельский вечер

Бродят вечерние тени
Стадом овец меж кустов;
Облаком вплыл в мои сени
Запах вечерних цветов.

Девушки с песнею звонкой
Едут от пашен в село,
Мчится за ними в догонку
Ветер с пахучим теплом.

А за пожарною вышкой
Тихо сидят мужики…
И собралися мальчишки,
Чтоб поиграть в городки.

Знать оттого так улыбки
Льются в песок золотой.
Тополь душистый и зыбкий
Машет зеленой рукой.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 14 января

Весенняя ночь

Последний отголосок стужи
Роняет в поле тишина,
На застывающие лужи
Сползает желтая луна.

Скользя по заморозкам тайно,
Как в тихом море корабли, -
Она гуляет по окрайнам
И в остывающей дали.

То золотя собою стены,
В своем молчании права, -
Она опять вокруг антенны
Вьет золотые кружева.

Так хорошо ее старанье…
Волнуется моя душа.
А ночь полна очарованья
И манит звездами дышать.

Я выхожу. Опять в зените
Сиянье розовых огней.
Налево – громкоговоритель
Поет с балкона в тишине.

Он без волнения и дрожи
Поет о радостях весны.
И в удивлении прохожий
Остановился у стены.

Шумят невидимые хоры,
Как будто где-то за горой.
И, затаив дыханье, город
Внимает музыке простой.

У окон – звездное кипенье,
Веселье ночи голубой.
И льется на кварталы пенье,
И плещет радио – волной.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 16 июня

У межи

И вот я снова у межи:
Мой взор в вечерней дымке тонет.
Звенят кузнечики во ржи
И ветерок колосья клонит.
Бежит ковыль; у самых ног
Звенит серебряной волною.
И виснет в воздухе дымок,
Как будто парус над рекою.
За зыбью дымчатой пшеницы
Грустит озерная вода…
Я по следам ушедшей птицы
Восстановляю день труда.
Вот вижу – склоненные спины,
Улыбку глаз, серпы в руках…
У стариков – волос седины,
У девушек – загар в щеках,
Как крылья, мечутся ресницы.
И скачет серп на расторопь,
И горсти срезанной пшеницы
Ложатся туго в желтый сноп…
Зардел закат и плач совы
Несется, в вопли вырастая.
В зеленом кружеве листвы
Лимонный свет луны растаял.
Не шелохнется море ржей,
Не бьется в глубь лесов волною
И словно шеи лебедей
Висят колосья над межою.

«На смену» (Свердловск), 1927, 24 мая

За деревней (Неверову-Степняку)

Спит сосна, раскинув над дорогой
В длинных ветках солнце и покой.
Проходи же мимо и не трогай
Ты ее взволнованной рукой.

За сосною ворон чернобокий
Приседая, хочет улететь,
Сон березы тихий и глубокий,
И сквозь сон их жизнь не рассмотреть.

Милый край ромашковых затонов,
Будто кто-то розлил молоко…
По траве душистой и зеленой
Пробегают тени облаков.

Ходит пышной павой солнце в небе
И земля от солнца горяча.
Где-то чайки грустные, как лебеди,
До тоски волнующе кричат.

Я люблю весною эти крики
И меня от них бросает в дрожь…
Смотрит бор глазами земляники
И в него не хочешь, - да зайдешь.

«Уральский рабочий», 1927, 18 сент.

Радость

Опять легко и безмятежно
Ложится тень от тополей.
И я застенчиво и нежно
Слагаю песни о земле.

Легко проходят пионеры,
По щебню песни раскидав.
И город пыльный, город серый
Ликует радостью труда.

На шум весенних площадей,
На пыл восторга и кипенья, -
Несу я снова для людей
Мое лирическое пенье.

И говорю я: пейте вы
Отраду дней из полной чаши!
В глазах весенней синевы
Сияет будущее наше.

Мы за него в пылу побед
Свинцами тело рубцевали
И за стеной мятежных лет
Легко и смело умирали.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 1 мая

На полях

По запыленному пути
Шагает воронко лениво
И ветер тихо шелестит
О затуманенные ивы.

Тиха синеющая даль.
Шумят пичуги за рекою.
Положив руки на рогаль,
Шагает парень за сохою.

Он весел. Жизнь его полна.
И потому так песня льется,
Что настоящая весна
Им за сохою познается.

И вот, сохою управляя
И отдыхая у межи, -
Ему приснится, как, играя,
Вокруг закланяются ржи.

Теперь свистя на лошадей,
Он только лучшего желает…
И стая вешних журавлей
Куда-то с криком пролетает.

Смотрю на пашни и луга
И сердце бьется веселее.
Зима скрывается в логах,
Остатками снегов белея.

Но нет спасенья… Расцветая,
Весна шагает напролом.
Чтобы посевы, вырастая,
Шумели в блеске золотом.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 16 мая

Ржи цветут

Опять закат и тих и розов,
Легки полеты голубей.
Молчат торжественно березы
Над тишью ласковых полей.

В зеленом сумраке долины
В разливы сонной тишины
Слетает окрик журавлиный,
Как звон натянутой струны,

И безмятежно, и красиво.
Свои колосья приподняв,
Стоят обласканные нивы
Закатом радостного дня.

У зеленеющей межи
Трава ногами коней смята.
На расцветающие ржи
Ложится золото заката.

Перекликаются синицы,
И на осине бьется дрожь,
И в сердце ласково стучится
Густая трепетная рожь.

И вот, я снова ожидаю
И ожиданью верю сам,
Что грянет лето урожаем
По селам и по городам.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 12 июля; «На смену» (Свердловск), 1928, 19 авг.

Вечер на покосе

Мы не ждали, мы не ждали
За высокою травой, -
Чтобы звезды заиграли
С охладевшей синевой.

Но коль тихая прохлада
Жадно выпила закат:
Сядем, друг, у водопада,
Где березы шелестят…

Коростели за кустами
Славят отдых и поля,
Улыбается цветами
Полногрудая земля.

От труда пылают плечи
И усталость – горяча.
Догорает тихий вечер
И кузнечики трещат.

И пускай, - я все приемлю:
Запах выси и тепла.
Мы с тобою любим землю
И веселие села.

И сегодня вот косили
И работали с тобой, -
Чтобы звезды говорили
Нам о жизни золотой.

Пусть до утра над землею
Улыбаются они:
Заодно ведь мы с тобою
Верим в радостные дни.

Ну, а утром только встанет,
Встанет солнце из-за гор:
Снова нас с тобой поманит
Трав волнующий простор.

Косы в руки. За плечами
Закружится синева.
Ляжет тихо под ногами
Запашистая трава…

А пока, отдав покою
И медлительность и лень,
Поблуждаем за горою
И проводим жаркий день.

Завтра будет мил и сладок
Труд веселый косаря…
Золотистым водопадом
Льется тихая заря.

«Красное знамя» (Тюмень), 1928, 18 августа

Стихи о деревне

На песчаном берегу реки
Деревенька хаты раскидала.
За рекою гнутся тальники
И шумят уныло и устало.
Свет луны рассыпав по дороге,
Одевая в сумерки дома,
Наступает вечер. На отлогий
Берег тихо наседает тьма.
В синем дыме запах керосина
И от дыма – тени на снегу.
Я мечтаю: скоро ли бензином
Будет пахнуть синь на берегу…
Я не знаю, - близко ли, далеко –
Только будет счастье у села:
По иному зашумит осока
В несказанном запахе тепла.
За рекою в поле, по долинам
И на этом берегу реки
Знаю я: не солнцем, а машиной
Свою жизнь согреют мужики.
Но пока под крышами у хат
Не сломались старые устои:
В каждой хате люди норовят
Жизнь свою по разному устроить.
И хотя повсюду вырастает
Жизнь иная и шумит, как рожь,
Но еще в домах оберегают
За иконы спрятанную ложь.
Но и все же на краю села
На другие хаты не похожа, -
Огоньком читальня расцвела
От тепла и смеха молодежи.
У читальни дума об одном:
Быть похожей на завод и город…
И зима лучистым серебром
Украшает окна и заборы.

«Красное знамя» (Тюмень), 1929, 14 февраля

Тобольский тракт

Направо – кусты, а налево – снегами
Маячит долина тиха и пуста.
Качаются дуги,
Звеня бубенцами,
Белеет дорога белее холста.

В тумане далекой сиреневой пыли
Встают, загораясь, снега и холмы,
Встают и шагают тревожные были
И кажутся кусты решеткой тюрьмы.

Я вижу: откуда-то едут татары,
Как будто их снова
Тревожит Ермак…
Но тихо…
И лошади пара за парой
Бегут и над ними сгущается тьма.

Туру заковало тяжелыми льдами.
Опухла озябшая в небе луна.
И звезды, густея,
Горят над снегами,
Не зная в веках ни покоя, ни сна.

Белеет дорога.
По этой дороге,
Звеня кандалами в раздолье равнин,
Шагали все те,
Что горели тревогой,
Которых мы в сердце и ныне храним.

Я вижу – их лица светлы и суровы,
Как день, начинающий
Бредить грозой.
И я задушевно и снова, и снова
Машу проходящим своею рукой.

Ряды уходящих халатами серы:
Налево – болото и бурые мхи.
От белых перчаток, от рук офицера
Возносят свои ароматы духи.

Но стоит кому-то
Упасть у канавы:
Слезает поручик с коня своего –
И, вот, за минуту
Обычной расправы
Окрашены кровью перчатки его…

Так было.
Теперь это только виденья.
Вскружилась немного моя голова:
Послышались мне в лошадином сопеньи
Тяжелой утраты и боли слова.

Все тихо…
Сияют ночные просторы,
Сморкается громко ямщик, говоря:
- Дорога налево – к сосновому бору,
- Дорога направо – в коммуну «Заря».

Я понял…
Но как изменилась дорога
С холодной мятелью,
С пригнутыми вехами:
Ведь раньше-б она
Привела нас к острогу,
А нынче по ней
Мы в коммуну приехали.

«Красное знамя», 1929, 7 нояб.; «На смену», 1929, 28 дек.

 

Составитель подборки - С. Синицына

Синицына С.Ю. Жизненный путь и литературная судьба тюменского поэта А. Кунгурцева.